«Пассивное сопротивление»
Оккупация Рура привела к политике «пассивного сопротивления» Германии. Она была провозглашена главой правительства Куно 13 января 1923 г. в Рейхстаге. Её одобрило большинство депутатов и рурские промышленники во главе со Стиннесом.
Однако германские политики и промышленники не представляли себе реальных последствий такой политики. Париж усилил оккупационную армию и расширил зону оккупации. Французы заняли Дюссельдорф, Бохум, Дортмунд и другие богатые промышленные центры Рурской области. Они начали политику изоляции Рура от Германии и других стран. Командующий оккупационными войсками генерал Дегутт запретил вывоз угля из Рура в Германию. В результате Германия лишилась 88 % угля, 48 % железа, 70 % чугуна. Германия оказалась под угрозой экономического коллапса. Падение немецкой марки приобрело катастрофический характер, деньги обесценивались невиданными темпами. Кроме того, французы начали репрессии. Некоторых углепромышленников, включая Фрица Тиссена, арестовали. Круппа предупредили о секвестре его предприятий. Прошла волна арестов германских правительственных чиновников в Рурской и Рейнской областях.
В итоге попытка правительства Куно дипломатическими средствами оказать давление на Францию провалилась. Протесты германских властей по поводу арестов в Рурской области в Париже отвергли и признали полностью правомерными. Надежды на помощь Англии первоначально также себя не оправдывали. В Англии выражали сочувствие Германии и осуждали политику Франции, но втягиваться в конфликт не желали. Британская дипломатия отказалась и от посредничества.
Тем временем кризис в Германии негативно сказывался и на Англии, и на всей Европе. Снижение покупательной способности германского населения привело к падению английского экспорта и росту безработицы в Англии. Одновременно начал падать курс французского франка. Все это вызвало дезорганизацию европейского рынка. В Германии произошло резкое усиление праворадикальных, националистических и реваншистских движений и организаций. По всей Германии и, особенно в Баварии, формировались тайные и явные организации военного и националистического характера.
Всё это вызвало тревогу в Европе. 15 апреля 1923 г. Пуанкаре в выступлении в Дюнкерке подтвердил обоснованность рурской политики Франции. С его точки зрения, оккупация Рура была оправдана не только с экономической, но и политической, военной необходимости. По словам Пуанкаре, после четырёх германских вторжений в течение одного века Франция имеет право обеспечить свою безопасность. Бельгия поддержала Францию в этом вопросе.
Из-за ухудшения ситуации в Европе и под давление общественного мнения Лондон занял более активную позицию. 21 апреля 1923 г. лорд Керзон произнес в Палате лордов речь, в которой посоветовал Берлину представить новые предложения по проблеме репараций. 22 апреля 1923 г. германский МИД заявил, что готов рассматривать репарационный вопрос, но только в связи с признанием суверенитета Германии над Рейном и Руром. 2 мая 1923 г. германское правительство передало Бельгии, Франции, Англии, Италии, США и Японии ноту с предложениями по репарационному вопросу. Германия соглашалась установить общую сумму обязательств в 30 млрд. марок золотом, при этом всю сумму необходимо было покрыть при помощи иностранных займов. Но, Берлин предупреждал, что пассивное сопротивление Германии будет продолжаться до тех пор, пока не будет прекращена оккупация. Репарационную проблему Германия предлагала решить на уровне международной комиссии. Немцы ссылались на речь американского статс-секретаря Юза, который для решения репарационного вопроса предлагал обратиться к экспертам, людям которые пользуются высоким авторитетом в финансовых проблемах своей страны.
Предложение Германии вызвало новую дипломатическую схватку. Франция и Бельгия считали, что переговоры невозможны до прекращения пассивного сопротивления и, что они не собираются менять своих решений. К тому же Германию обвиняли в «восстании против Версальского договора». Англия предложила Германии представить более «серьёзные и ясные доказательства своей готовности платить, чем это было до сих пор». Японцы сообщили, что для Японии данный вопрос не имеет «жизненного значения» и предлагали решить проблему миром.
7 июня 1923 г. Германия предложила странам Антанты новый меморандум. Репарации предлагалось уплатить облигационными обязательствами на сумму 20 млрд. золотых марок, которые обеспечивались государственными железными дорогами и другим имуществом. Но, Франция снова не спешила ответом. Она опять вставила предварительное условие - прекращение пассивного сопротивления.
Англия же стала выступать за завершение рурского конфликта более настойчиво. В мае 1923 года в Британии произошла смена кабинета министров: отставка Бонар Лоу и назначение премьер-министром Болдуина. Новый премьер отпирался на торгово-промышленные круги и настойчиво добивались ликвидации рурского конфликта. Английская пресса стала активно доказывать, что финансовый хаос, промышленный и социальный крах Германии помешают восстановлению экономического равновесия Европы и соответственно, Англии.
Рурский конфликт приводил к усилению негативных политических тенденций в Европе. Фашистская Италия, пользуясь рурским кризисом, пыталась начать экспансию в бассейне Средиземного моря. Итальянское правительство предъявило свои притязания на всё восточное Адриатическое побережье. Выдвигался лозунг превращения Адриатического моря в итальянское море. Радикальные политики требовали включения значительной части Югославии в состав Итальянской империи. Югославию объявляли итальянской «святой Далмацией». На этой волне итальянцы заняли Фиуме. Италия и Югославия считали это непризнанное государство, провозглашенное 8 сентября 1920 г, итальянским поэтом Габриеле д’Аннунцио, своей территорией. Не получив поддержки Парижа, занятого проблемой Рура, Югославия вынуждена была отказаться от своих притязаний на Фиуме в пользу Рима. Одновременно итальянцы заняли Корфу и только под давление Англии, которая считала остров ключом к Адриатическому морю, отвели войска.
В это время в Германии нарастал революционных хаос. В августе 1923 года в Рурской области началась грандиозная забастовка, более 400 тыс. рабочих начали акции протеста и требовали ухода оккупантов. Эта забастовка была поддержана всеми рабочими Германии и привела к очередному политическому кризису. Возникла угроза уже вооруженного противостояния. Правительство Куно ушло в отставку. В результате было сформировано коалиционное правительство Штреземана - Гильфердинга. В своей программной речи в Штутгарте 2 сентября 1923 г. Штреземан заявил, что Германия готова пойти на хозяйственное соглашение с Францией, но она будет решительно выступать против попыток расчленения страны. Французы смягчили свою позицию и сообщили, что готовы обсудить проблему. При этом Франция снова сообщила, что необходимо прекратить пассивное сопротивление. Штреземан отметил, что германское правительство не может добиться прекращения пассивного сопротивления, пока не будет урегулирована проблема Рура.
После активных германо-французских переговоров, германское правительство опубликовало 26 сентября 1923 г. декларацию, в которой предложила населению Рура прекратить пассивное сопротивление. Общий экономический кризис и нараставшее в стране революционное движение принуждали Берлин к капитуляции. Спекулируя на теме возможности социальной революции, германское правительство давило на страны Антанты. Осенью 1923 года ситуация в Германии действительно была очень тяжелой. В Саксонии левые социал-демократы и коммунисты создали рабочее правительство. Такое же правительство было учредили в Тюрингии. Германия стояла на пороге революционного взрыва. Однако правительство отреагировало жестко. В мятежные провинции бросили войска и правые военизированные формирования. Рабочие республики были разгромлены. Подавили восстание и в Гамбурге. Германское буржуазное правительство, при поддержке части социал-демократов, одержало победу. Но, ситуация оставалась сложной.
Продолжение кризиса. Провал планов Франции
Капитуляцию Германии мировая общественность оценила как вторую войну, проигранную немцами. Казалось, что Пуанкаре близок к намеченной цели. Париж захватил инициативу в разрешении репарационного вопроса и лидирующее место в европейской политике. Премьер-министр Франции надеялся создать германо-французский угольно-железный синдикат, которым будет руководить французский капитал. Это давало Франции экономическое господство в Западной Европе и материальную базу для военного лидерства на континенте.
Однако Пуанкаре ошибся, веря, что Франция победила. Немцы и не собирались уступать Франции. Отказ от политики пассивного сопротивления был шахматным ходом. Берлин ждал, что Лондон, встревоженный усилением Парижа, обязательно вмешается. Да и французы не были удовлетворены этой победой. Они хотели развить успех. Это вызвало недовольство Англии. 1 октября 1923 г. Болдуин решительно осудил непримиримую позицию французского правительства. Британский министр иностранных дел Керзон вообще заявил, что единственный результат оккупации - это хозяйственный развал Германского государства и дезорганизация Европы.
Лондон заручился поддержкой Вашингтона и перешёл в дипломатическое контрнаступление. 12 октября 1923 г. британцы официально потребовали созвать конференцию для урегулирования репарационного вопроса при участии США. В британской ноте подчеркивалось, что Соединенные Штаты не могут остаться в стороне от европейских проблем. По мнению британского правительства, необходимо было вернуться декларации американского государственного секретаря Юза. Америка должна была стать судьей при решении вопроса о репарациях. Англия предлагала созвать международную конференцию с участием США.
Вскоре США сообщили, что охотно примут участие в такой конференции. Таким образом, англосаксы заманили Францию в хорошо подготовленную ловушку. После заявления США, британское правительство сообщило, чтобы Пуанкаре «хорошенько подумал», прежде чем отказаться от этого предложения.
Однако французы упорствовали. Пуанкаре задумал поддержать сепаратистов в Германии, чтобы создать буферные образования между Францией и Германией. Французы поддержали сепаратистские движения на Рейне и в Баварии. Замыслы Пуанкаре основывались на планах маршала Фоша, который предложил создать буферное рейнское государство. Однако другие державы Антанты отклонили этот план в 1919 году. Фош и в 1923 году предлагал захватить Рур и Рейнскую область.
Промышленники Рейнско-Вестфальской области поддержали идею создания Рейнского государства. Французский верховный комиссар Рейнской области Тирар сообщал Пуанкере, что промышленники и торговцы в Аахене и Майнце явно тяготеют к Франции. Многие рейнские и вестфальские фирмы были больше связаны с Францией, чем Германией. После оккупация Рура они были совершенно отрезаны от рынков Германии и переориентировались на Францию. К тому же революционное движение в Германии вызывало страх у определённой части буржуазии. В ночь на 21 октября 1923 г. сепаратисты заявили об учреждении «независимой Рейнской республики».
Почти одновременно усилилось сепаратистское движение в Баварии. Сепаратистами руководила католическая баварская народная партия во главе с Каром. Баварцы планировали вместе с «Рейнской республикой» и Австрией, при поддержке Франции, создать дунайскую конфедерацию. Кар рассчитывал, что отделение Баварии позволит ей освободиться от уплаты репараций и получить кредиты держав Антанты. Баварцы провели тайные переговоры с представителем французского Генштаба полковником Ришером. Французы пообещали баварским сепаратистам содействие и полную поддержку. Но замыслы сепаратистов были раскрыты германскими властями, поэтому Пуанкаре пришлось отмежеваться от Ришера и его планов.
Однако баварские сепаратисты не сдавались и в середине октября 1923 г. Бавария фактически отделилась от Германии. Находившиеся в Баварии части рейхсвера (вооруженных сил) возглавил генерал Лоссов, который отказался подчиняться распоряжениям военного командования. Верховный правитель Баварии Кар начал переговоры с Францией. На запрос Англии Пуанкаре ответил, что он не отвечает за то, что творится внутри Германии. Во время выступления 4 ноября 1923 г. Пуанкаре заявил, что Франция не считает себя обязанным охранять германскую конституцию и единство Германии. Глава французского правительства напомнил о «священном принципе» самоопределения наций.
Ещё более усугубил положение нацистский путч 8-9 ноября 1923 года (). Катастрофическое положение Германии и массовое обнищание населения привели к росту националистических настроений, которые использовали в своих интересах представители крупного германского капитала. Особенно активны были националисты в Баварии, где они вступили в тактический союз с баварскими сепаратистами (национал-социалисты поддерживали идею единой Великой Германии). Националисты организовывали боевые группы и направляли их в Рурскую область, чтобы превратить пассивное сопротивление в активное. Боевик устраивали взрывы на железных дорогах, аварии, нападали на одиночных французских солдат, убивали представителей оккупационных властей. Гитлер и Людендорф произвели в Мюнхене 8 ноября 1923 г. попытку захвата власти. Гитлер надеялся организовать в Баварии «марш на Берлин», повторив успех Муссолини в 1922 году. Но «пивной путч» провалился.
Тем временем ухудшилось экономическое положение Германии. Оккупация Рура была непродуманным шагом и привела к кризису французской экономики. Германия и после прекращения пассивного сопротивления не платила репараций и не выполняла обязательств по поставкам. Это тяжело отразилось на французском государственном бюджете и на курсе франка. К тому же расходы на оккупацию постоянно росли и к осени 1923 года достигли 1 млрд. франков. Пуанкаре попытался задержать падение франка путем увеличения на 20% налогов. Но этот шаг не улучшил ситуацию. К тому же британцы провели финансовую диверсию - английские банки выбросили на денежный рынок значительное количество французской валюты. Курс франка ещё более упал. Под финансовым и дипломатическим нажимом со стороны Англии и США Франции пришлось капитулировать. Пуанкаре сообщил, что Франция больше не возражает против созыва международного комитета экспертов по проблеме германских репараций.
План Дауэса
После долгих проволочек Франция согласилась на открытие работ комитета. 14 января 1924 г. в Лондоне начал работу международный комитет экспертов. Его председателем выбрали представителя США Чарльза Дауэса. Бывший юрист, получивший за участие войне чин генерала, Дауэс был тесно связан с банковской группой Моргана. Именно к этой группе обратилась за кредитом Франция. Морган пообещал Парижу ссуду в размере 100 млн. долларов, но при условии решения вопроса о немецких репарациях.
Во время заседания комитета главное место заняло обсуждение проблемы создания в Германии устойчивой валюты. Особенно на этом настаивали американцы. Их поддерживали в этом вопросе и британцы. Комиссия Дауэса, для изучения положения германских финансов, посетила Германию. Эксперты пришли к выводу платёжеспособность Германии будет восстановлена только при условии воссоединения всей страны.
9 апреля 1924 г. Дауэс объявил о завершении работы и представил текст доклада экспертов. Так называемый «план Дауэса» состоял из трех частей. В первой части эксперты делали общие выводы и передавали точку зрения комитета. Вторая часть была посвящена общему экономическому положению Германии. Третья часть содержала ряд приложений к двум первым частям.
Эксперты считали, что выплачивать репарации Германия сможет только после хозяйственного восстановления. Для этого стране необходимо было помочь. Это должен был сделать англо-американский капитал. Приоритет отдавали стабилизации валюты и созданию бюджетного равновесия. Для стабилизации германской марки предлагалось предоставить берлину международный заем в сумме 800 млн. золотых марок. В залог Германия должна была отдать таможенные пошлины, акцизы и наиболее доходные статьи госбюджета. Все железные дороги переходили на 40 лет к акционерному обществу железных дорог. Общая сумма репарационных платежей и конечный срок их уплаты не были установлены. Берлин только должен был дать обязательство уплатить в первый год 1 млрд. марок. Затем Германия должна была увеличить взносы и довести их к концу 1920-х годов до 2,5 млрд. марок. Источниками покрытия репарационных платежей стали госбюджет, доходы тяжёлой индустрии и железных дорог. В целом вся тяжесть репарация ложилась на простых трудящихся (на этом настоял крупный германский капитал), их изымали через специальные налоги.
Надо отметить, что эти налоги стали использоваться в Германии для широкой демагогической, шовинистической пропаганды. Германские капиталисты умалчивали, что сами не хотели терять свои прибыли и нашли пути к возмещению репарационных платежей за счёт простых людей. Виновниками тяжелого положения народа объявлялись внешние враги, и главным средством избавления от бедствий должна была стать новая война.
В целом план Дауэса предусматривал восстановление сильной Германии. Одновременно англо-американский капитал в союзе с частью крупного германского капитала собирался контролировать основные отрасли народного хозяйства Германии. Чтобы со стороны германских товаров не было конкуренции на рынках, где господствовал британский, американский и французский капитал, авторы плана Дауэса «великодушно» предоставляли Германии советские рынки. План был довольно хитрый, хозяева Запада защищали свои рынки от мощной экономики Германии и направляли экономическую и в перспективе и военную экспансию немцев на восток.
16 августа 1924 года на Лондонской конференции репарационный план для Германии был утвержден. Кроме того, на конференции было решено несколько важных вопросов. Франция потеряла возможность самостоятельно решать вопрос репараций, все конфликтные вопросы должна были решаться арбитражной комиссией из представителей Антанты, во главе с американскими представителями. Франция должна была в течение года вывести войска из Рура. Взамен военной интервенции была начата финансово-хозяйственная интервенция. Создавался эмиссионный банк под контролем иностранного комиссара. Железные дороги переходили в частные руки и также управлялись под контролем специального иностранного комиссара. За Францией оставили право принудительного получения угля и других промтоваров на определенный промежуток времени. Но Германия получила право обращения в арбитражную комиссию с требованиями сокращения или отмены этих поставок. Германии предоставлялся заем в 800 млн. марок. Его давал англо-американский капитал.
Таким образом, Лондонская конференция 1924 года устанавливала господство англо-американского капитала в Германии и соответственно в Европе. Германию же направляли на восток. При помощи плана Дауэса англосаксы надеялись превратить Советскую Россию в аграрно-сырьевой придаток индустриального Запада.
/ Оккупация Рура
Истинное содержание этого дипломатического Оккупация документа стало ясным уже на следующий день. 11 января 1923 г. отряды франко-бельгийских войск в несколько тысяч человек заняли Эссен и его окрестности. В городе было объявлено осадное положение. Германское правительство ответило на эти мероприятия отозванием по телеграфу из Парижа своего посла Майера, а из Брюсселя — посланника Ландсберга. Всем дипломатическим представителям Германии за границей было поручено подробно изложить соответствующим правительствам все обстоятельства дела и заявить протест против «противоречащей международному праву насильственной политики Франции и Бельгии». Воззвание президента Эберта «К германскому народу» от 11 января также возвещало о необходимости протеста «против насилия над правом и мирным договором». Формальный протест Германии был заявлен 12 января 1923 г. в ответе германского правительства на бельгийскую и французскую ноту. «Французское правительство, — гласила германская нота, — тщетно пытается замаскировать серьёзное нарушение договора, давая мирное объяснение своим действиям. То обстоятельство, что армия переходит границу неоккупированной германской территории в составе и вооружении военного времени, характеризует действия Франции как военное выступление».
«Дело идёт не о репарациях, — заявил в своей речи в Рейхстаге 13 января канцлер Куно. — Дело идёт о старой цели, которая уже больше 400 лет ставится французской политикой... Эту политику наиболее успешным образом вели Людовик XIV и Наполеон I; но не менее явно её придерживались и другие властители Франции до настоящего дня».
Британская дипломатия продолжала внешне оставаться безучастной свидетельницей развивающихся событий. Она заверяла Францию в своей лойяльности.
Но за дипломатическими кулисами Англия подготовляла поражение Франции. Д"Абернон вёл непрерывные переговоры с германским правительством о методах борьбы против оккупации.
Германское правительство получило совет ответить на Французскую политику оккупации Рура «пассивным сопротивлением». Последнее должно было выразиться в организации борьбы против использования Францией экономических богатств Рура, а также в саботаже мероприятий оккупационных властей.
Инициатива в проведении этой политики исходила от англо-американских кругов. Сам д"Абернон усиленно приписывает её американскому влиянию. «В послевоенном развитии Германии американское влияние было решающим, — заявляет он. — устраните действия, предпринятые по американскому совету,
или в предполагаемом согласии с американским мнением, или в предвидении американского одобрения, — и весь курс германской политики был бы совсем иным».
Что касается английской дипломатии, то, как свидетельствуют факты, она не только не имела действительного намерения удержать Пуанкаре от рурской авантюры, но втайне стремилась разжечь франко-германский конфликт. Керзон лишь для видимости предпринимал свои демарши против оккупации Рура; реально он ничего не сделал, чтобы помешать её осуществлению. Более того, как Керзон, так и его агент, английский посол в Берлине лорд д"Абернон, считали, что рурский конфликт мог взаимно ослабить и Францию и Германию. А это привело бы к господству Великобритании на арене европейской политики.
Совершенно самостоятельную позицию в вопросе об оккупации Рура занимало советское правительство.
Открыто осуждая захват Рура, советское правительство предупреждало, что этот акт не только не может привести к стабилизации международного положения, но явно грозит новой европейской войной. Советское правительство понимало, что рурская оккупация была столько же результатом агрессивной политики Пуанкаре, сколько и плодом провокационных действий германской империалистической буржуазии во главе с германской «народной партией» Стиннеса. Предупреждая народы всего мира, что эта опасная игра может закончиться новым военным пожаром, советское правительство в обращении ЦИК от 13 января 1923 г. выражало своё сочувствие германскому пролетариату, который становился первой жертвой провокационной политики катастроф, проводимой германскими империалистами.
Когда 9 января 1923 года комиссия по репарациям заявила, что Веймарская Республика умышленно задерживает поставки, Франция использовала это как повод для ввода войск в Рурский бассейн. В период с 11 по 16 января 1923 года французские и бельгийские войска численностью первоначально 60 тыс. человек оккупировали всю территорию Рурского региона, взяв находящееся там мощности по производству угля и кокса в качестве «производственного залога» в обеспечение исполнения Германией своих репарационных обязательств. В результате оккупации было занято около 7 % послевоенной территории Германии, где добывалось 72 % угля и производилось более 50 % чугуна и стали. Однако премьер-министр и министр иностранных дел Франции Раймон Пуанкаре стремился при этом добиться присвоения Рейнланду и Руру статуса, аналогичного статусу Саарского региона, где принадлежность территории Германии носила только формальный характер, а власть находилась в руках французов.Ввод оккупационных войск вызвал в Веймарской республике волну народного гнева. Правительство во главе с рейхсканцлером Вильгельмом Куно призвало население к «пассивному сопротивлению».
Оккупация вызвала недовольство со стороны Великобритании и США, обострение проблем в Европе. Оккупация Рурского региона завершилась в соответствии с принятым в 1924 году планом Дауэса в июле-августе 1925 года.
Обострение германской проблемы:
2 группировки
1) «Проверсальская»: точное выполнение обязательств, сотрудничество для смягчения режима санкций
2) «Провосточная»- связь с тяжелой промышленностью, соединение «Германского интеллекта» с русскими трудовыми ресурсами и сырьём
Экономические проблемы обострили противоречия в Германии, серьёзный рост антисемитских настроений (прибытие богатого еврейского населения из Польши, ювелиры, владельцы магазинов, лавок). Население винило их в спекулятивных операциях
В ноябре 1923 года: «Мюнхенский путч» под лозунгами борьбы с иностранцам, который был подавлен→ 5 лет заключения Гитлер.
План Дауэса от 16 августа 1924 года установил новый порядок репарационных выплат Германии после Первой мировой войны, в соответствии с которым их размер был приведён в соответствие с экономическими возможностями Веймарской республики. Чтобы запустить механизм немецкой экономики, по «плану Дауэса» Германии одновременно предоставлялся международный заём.
30 ноября 1923 года Комиссия по репарациям приняла решение о создании международного комитета экспертов под председательством Чарльза Дауэса. Договор был подписан 16 августа 1924 года в Лондоне (Лондонская конференция 1924 года) и вступил в силу 1 сентября 1924 года. Его реализация стала возможной лишь после преодоления в Германии инфляции и привела Веймарскую республику в её период расцвета - «золотые двадцатые». Реализованный прежде всего под давлением США и благодаря политике Густава Штреземана «план Дауэса» обеспечил восстановление экономики Германии.
Еще в марте 1921 года французы оккупировали Дуйсбург и Дюссельдорф в рейнской демилитаризованной зоне. Это позволило Франции открыть путь для дальнейшей оккупации всего промышленного района, кроме того, поскольку теперь французы получили контроль за портами Дуйсбурга, они точно знали объем экспорта угля, стали и другой продукции. Их не устраивало то, как Германия выполняет свои обязательства. В мае был выдвинут Лондонский ультиматум, по которому устанавливался график выплат репараций на сумму в 132 млрд золотых марок, в случае неисполнения Германии грозила оккупация Рура.
Управляемые и оккупированные территории Германии. 1923 год
Тогда Веймарская республика пошла путем «политики исполнения» — следовать требованиям так, чтобы стала очевидной их невыполнимость. Германия была ослаблена войной, в экономике царила разруха, инфляция росла, страна пыталась убедить победителей в том, что их аппетиты слишком завышены. В 1922 году, видя ухудшение в экономике Веймарской республики, союзники согласились заменить денежные выплаты на натуральные — дерево, сталь, уголь. Но в январе 1923 года, международная комиссия по репарациям заявила, что Германия умышленно задерживает поставки. В 1922 году вместо требуемых 13,8 млн тонн угля — только 11,7 млн тонн, а вместо 200 000 телеграфных мачт — только 65 000. Это стало поводом для Франции ввести войска в Рурский бассейн.
Карикатура на выплату Германией репараций
Еще накануне ввода войск 11 января в Эссен и его окрестности, город покинули крупные промышленники. Сразу после начала оккупации германское правительство отозвало своих послов из Парижа и Брюсселя, вторжение объявили «противоречащей международному праву насильственной политикой Франции и Бельгии». Германия обвинила Францию в нарушении договора, заявляла о «военном преступлении». Британия предпочла внешне остаться безучастной, между тем убеждая французов в своей лояльности. На деле же Англия рассчитывала столкнуть Германию и Францию, устранить их и стать политическим лидером в Европе. Именно британцы и американцы посоветовали Веймарской республике проводить политику «пассивного сопротивления» — бороться против использования Францией экономических богатств Рура, саботировать мероприятия оккупационных властей. Между тем, французы и бельгийцы, начав с 60 тыс. военных довели свое присутствие в регионе до 100 тыс. человек и за 5 дней оккупировали весь Рурский регион. В результате Германия лишилась практически 80% угля и 50% чугуна и стали.
Гиперинфляция в Германии
Пока британцы за кулисами вели свою игру, советское правительство было всерьез обеспокоено сложившейся ситуацией. Там заявляли, что эскалация напряженности в этом регионе может спровоцировать новую европейскую войну. В конфликте советское правительство винило как агрессивную политику Пуанкаре, так и провокационные действия германских империалистов.
Между тем, 13 января правительство Германии большинством голосов приняло концепцию пассивного сопротивления. Выплата репараций была остановлена, рурские предприятия и ведомства открыто отказывались подчиняться требованиям оккупантов, на заводах, транспорте и в госучреждениях проходили всеобщие забастовки. Коммунисты и бывшие члены добровольных полувоенных патриотических формирований устраивали акты саботажа и нападения на франко-бельгийские войска. Сопротивление в регионе росло, это выражалось даже в языке — все заимствованные из французского слова заменялись немецкими синонимами. Усилились националистические и реваншистские настроения, во всех областях Веймарской республики тайно формировались организации фашистского типа, к ним был близок и рейхсвер, чье влияние в стране постепенно росло. Они выступали за мобилизацию сил для восстановления, подготовки и перевооружения «великой германской армии».
Протест против оккупации Рура, июль 1923 года
В ответ на это Пуанкаре усилил оккупационную армию, запретил вывоз угля из Рура в Германию. Он рассчитывал добиться статуса, аналогичного для Саарского региона — когда формально территория принадлежала Германии, но вся власть была в руках французов. Усилились репрессии оккупационных властей, был арестован ряд углепромышленников, проводились аресты правительственных чиновников. В целях устрашения был проведен показательный суд и казнь члена фрайкора Альберта Лео Шлагетера, которого обвинили в шпионаже и саботаже. Германское правительство неоднократно выражало свой протест, но Пуанкаре неизменно отвечал, что «все меры, принимаемые оккупационными властями, совершенно правомерны. Они являются последствием нарушения Версальского договора германским правительством».
Французский солдат в Руре
Германия надеялась на помощь Англии, но британцы постепенно осознали, что далее подливать масло в огонь может быть опасно для них самих. Англия рассчитывала, что из-за оккупации упадет франк и курс фунта взлетит. Только они не учли, что из-за этого немцы потеряли платежеспособность, разруха в экономике Германии дестабилизировала европейский рынок, английский экспорт упал, в Британии стала расти безработица. В последней надежде на помощь англичан, германское правительство 2 мая направило им и правительствам других стран ноту с предложениями по репарациям. Все вопросы предлагалось решать на международной комиссии. Произошел новый виток дипломатической схватки. Франция резко возражала против обвинений в нарушении Версальского договора и требовала прекратить пассивное сопротивление. В июне канцлер Куно немного пересмотрел свои предложения и выдвинул идею определения платежеспособности Германии на «беспристрастной международной конференции».
Оккупационные войска
Через месяц Англия выразила свою готовность оказать давление на Германию с тем, чтобы та отказалась от сопротивления в Руре, но при условии оценки платежеспособности Веймарской республики и установления более реальной суммы репараций. Франция вновь отвергла любые предложения, мировая печать заговорила о расколе в Антанте. Пуанкаре заявил о том, что разорение Германии — дело рук самой Германии и оккупация Рура не имеет к этому отношения. Немцы должны отказаться от сопротивлений без всяких условий. Было очевидно, что и Франция и Германия хотят скорейшего разрешения конфликта, но обе стороны слишком горды для того, чтобы пойти на уступки.
Генерал Чарльз Дауэс
Наконец 26 сентября 1923 года новый рейхсканцлер Густав Штреземан объявил о прекращении пассивного сопротивления. Под давлением США и Англии Франция подписала союзническое соглашение о контрольной комиссии по фабрикам и шахтам Рура. В 1924 году комитет под руководством американца Чарльза Дауэса разработал новый план выплат репараций Германией. Веймарская республика смогла преодолеть инфляцию и постепенно стала восстанавливать свою экономику. Державы-победительницы стали получать свои выплаты и смогли вернуть военные кредиты, полученные от США. Всего за время рурского конфликта ущерб германской экономики составил от 4 до 5 млрд золотых марок. В июле-августе 1925 года оккупация Рурского региона завершилась.
Глава 5
Рурский кризис и советско-германские военно-политические переговоры в 1923 году
Несмотря на выдвинутое Зектом положение о том, чтобы военные контакты развивались за спиной и без ведома германского правительства, практически все руководители германских кабинетов были не только информированы, но более того, одобряли и поддерживали это сотрудничество. Наибольшую поддержку в сложный период его организационного становления оказал канцлер Вирт. Будучи одновременно и министром финансов, он изыскал для военного министерства необходимые средства (т. н. «голубой бюджет»), соответственно организовав «проводку» бюджета военного министерства через райхстаг{1} .
После его отставки в ноябре 1922г. канцлер В. Куно, с которым у Зекта были дружеские отношения, был немедленно проинформирован генералом о существовании военных контактов с Советской Россией. Он одобрил и по мере возможностей также поддерживал их. Вообще для политической жизни Ваймарской республики было весьма примечательным, что частая смена кабинетов практически не затрагивала лиц, занимавших важнейшие государственные посты: президента, военного министра, главнокомандующего вооруженными силами. Здесь перемены были минимальными, что помогало сохранять преемственность руководства и основные ориентиры политики Германии. На посту президента долгое время (до самой смерти) находились Ф. Эберт (1919-1925 гг.) и П. фон Гинденбург (1925 - 1934гг.); военного министра - О. Гесслер (1920 - 1928 гг.) и В. Гренер (1928 - 1932гг.); главнокомандующего райхсвером - X. фон Зект (1920 - 1926гг.), В. Хайе (1926-1930 гг.), К. фон Хаммерштайн - Экворд (1930-1934 гг.).
Приход правительства Куно к власти совпал с углублением экономического кризиса в Германии 1921 - 1923 гг., ростом безработицы и катастрофической инфляцией. В таких условиях выполнение репарационных обязательств стало для правительства Куно одной из основных проблем. Его курс на уклонение от выплаты репараций путем безудержной эмиссии денег (30 типографий по всей Германии круглосуточно печатали деньги. Инфляция росла со скоростью 10% в час. В итоге за один американский доллар в январе 1923 г. давали 4,2 млрд. германских марок{2} ) привел к резкому обострению отношений с Францией.
В такой ситуации Германия решила заручиться поддержкой Советской России, в том числе помощью Красной Армии на случай ее вооруженного конфликта с Францией. Под давлением внешних условий Берлин старался поскорее завершить переговоры с советским правительством о налаживании промышленного сотрудничества, в первую очередь производства боеприпасов на российских заводах. С этой целью германский посол 22 декабря 1922 г. встретился в Москве с Председателем РВС Республики Троцким.
Брокдорф-Ранцау поставил перед Троцким два вопроса:
1. Какие пожелания «хозяйственно-технического», т. е. военного, свойства имеет Россия в отношении Германии?
2. Какие политические цели преследует русское правительство в отношении Германии в данной международной ситуации и как оно отнесется к нарушению договора и военному шантажу со стороны Франции?
Ответ Троцкого вполне удовлетворил германского посла: Троцкий согласился с тем, что «экономическое строительство обеих стран - главное дело При всех обстоятельствах».
Высказывания Троцкого по вопросу о возможной военной акции Франции посол записал буквально, заметив, что тот имел в виду оккупацию Рурской области:
«В момент, когда Франция предпримет военные действия, все будет зависеть от того, как поведет себя германское правительство. Германия сегодня не в состоянии оказать значительное военное сопротивление, однако правительство может своими действиями дать понять, что оно исполнено решимости не допустить такого насилия. Если Польша по зову Франции вторгнется в Силезию, то мы ни в коем случае не останемся бездеятельными; мы не можем этого потерпеть и вступимся!»
В начале января 1923 г. напряженность в отношениях Германии с Францией достигла апогея. Используя в качестве предлога отказ германских властей от поставок угля и леса в счет репарационных платежей, Франция и Бельгия 11 января 1923 г. ввели войска в Рурскую область{3} . Были установлены таможенная граница, различные пошлины, налоги и другие ограничительные меры. Правительство Куно призвало к «пассивному сопротивлению» оккупационным войскам.
В связи с этим ВЦИК СССР в обращении к народам всего мира от 13 января 1923 г. отмечал: «Промышленное сердце Германии захвачено иноземными поработителями. Германскому народу нанесен новый тягчайший удар, а Европа поставлена перед угрозой новой и жестокой международной бойни. В этот критический момент Рабоче-Крестьянская Россия не может молчать»{4} .
14 января 1923 г. Зект по своей инициативе встретился с «вернувшимся» из Норвегии в Берлин Радеком, присутствовали Хассе и Крестинский. Зект указал на серьезность положения в связи с занятием Рурской области. Он полагал, что это могло бы привести к военным столкновениям, и не исключал возможность «какого-либо выступления со стороны поляков». Поэтому, не предрешая «политического вопроса о каких-либо совместных политических и военных выступлениях России и Германии, он, как военный человек, считал своим долгом ускорить те шаги по сближению наших военных ведомств, о которых был уже разговор».
Ввиду этих событий поездка Хассе в Москву в тот момент состояться не могла, поскольку, как начальник генштаба, он должен был находиться на месте. Зект попросил, чтобы военное ведомство СССР срочно прислало в Берлин для взаимной информации своих ответственных представителей. Радек с Крестинским обещали это. В письме в Москву от 15 января 1923 г. Крестинский заключил, что «послать сюда пару ответственных людей для продолжения разговоров о военной промышленности и для иных военных разговоров следовало бы», и попросил «срочно разрешить» вопрос об отправке в Берлин делегации (или «комиссии», как тогда говорили. - С. Г.). В те дни в Берлине был А. П. Розенгольц. Он находился «в постоянном контакте» с Хассе. Розенгольц с мнением Радека и Крестинского согласился и 15 января написал письмо Троцкому, выдвинув наиболее подходящих, по его мнению, кандидатов для поездки.
Зект и Хассе ознакомили Радека и Крестинского с имевшимися у них «сведениями о положении под г Мемелем и о мобилизационных мероприятиях поляков», указав на мобилизацию одного польского корпуса на границе с Восточной Пруссией.
«Условились держать друг друга в курсе имеющихся <...> сведений подобного рода»{5} .
Захват Рура и Райнланда усилил опасность новой войны. Начались военные приготовления в Польше и Чехословакии, правящие круги которых были не прочь последовать за Францией. 20 января 1923г. министр иностранных дел Польши А. Скшиньский заявил:
«Если бы Франция призвала нас к совместным действиям, мы несомненно дали бы на это свое согласие».
6 февраля, выступая в сейме, он грозил Германии войной и заявил, что в случае игнорирования Германией репарационной проблемы и далее, Польша с большим желанием выполнит свой долг в отношении Франции{6} .
Советский Союз обратился к правительствам Польши, Чехословакии, Эстонии, Литвы и Латвии с призывом сохранять нейтралитет в рурском конфликте и предупредил, что не потерпит их военных действий против Германии.
В отчете НКИД II съезду Советов СССР позиция Москвы была определена следующим образом:
«Единственное, что могло заставить нас оторваться от мирного труда и взяться за оружие, - это именно вмешательство Польши в революционные дела Германии»{7} .
Рурский кризис, вызвавший обострение противоречий между Францией, Англией и США, продолжался вплоть до Лондонской конференции 1924 г. Только после принятия на ней «плана Дауэса», предусматривавшего смягчение репарационных платежей и возвращение Германии захваченных территорий и имущества, французские войска к августу 1925 г. полностью очистили Рурскую область.
В конце января 1923 г. в Берлин с целью разместить заказы на поставки вооружений приехала советская делегация во главе с заместителем председателя РВС СССР Склянским. Зект пытался побудить советскую сторону дать четкие гарантии в развитие заявления ВЦИК от 13 января 1923 г. о солидарности с Германией и в случае конфликта с Францией и Польшей выступить на ее стороне. Склянский, однако, дал понять, что обсуждение этого вопроса возможно лишь после гарантирования немцами военных поставок. Но поскольку заявку советских представителей на кредит в 300 млн. марок немецкая сторона отклонила из-за того, что весь тайный фонд вооружений райхсвера примерно равнялся этой сумме, переговоры были прерваны и должны были возобновиться через две недели в Москве{8} .
22 - 28 февраля 1923 г. переговоры между советскими и германскими представителями были продолжены в Москве, куда в составе семи человек прибыла «комиссия немецкого профессора Геллера»: профессор-геодезист О. Геллер (генерал О. Хассе), тригонометр В. Пробст (майор В. Фрайхерр фон Плото), химик профессор Каст (имя настоящее), директор П. Вольф (капитан 1-го ранга П. Вюльфинг{9} ), землемер В. Морсбах (подполковник В. Менцель{10} ), инженер К. Зеебах (капитан К. Штудент), купец Ф. Тайхман (майор Ф. Чунке{11} ). Их принимал Склянский, замещавший болевшего тогда Троцкого. В переговорах с советской стороны участвовали начальник Штаба РККА П. П. Лебедев, Б. М. Шапошников, председатель ВСНХ и начальник Главного управления военной промышленности (ГУВП) Богданов, а также Чичерин, Розенгольц.
При обсуждении оперативных вопросов немцы настаивали на фиксировании размеров войск в случае наступления и проведения совместных действий против Польши с использованием Литвы в качестве союзника. При этом Хассе говорил о великой «освободительной войне» в ближайшие три - пять лет. Немецкая сторона пыталась увязать свои поставки вооружений с оперативным сотрудничеством. Склянский же настаивал на решении в первую очередь вопроса о немецких военных поставках с последующей их оплатой драгоценностями из царской казны и финансовой помощи, оставив вопрос договоренностей о военном союзе на усмотрение политиков. Богданов предложил, чтобы немецкие специалисты взялись за восстановление имевшихся на территории СССР военных заводов, а райхсвер сделал заказы на поставку боеприпасов. Менцель, однако, выразил сомнение в том, что райхсвер сможет делать заказы и финансировать их. Вюльфинг предлагал предоставить немецких капитанов для руководства советским флотом. Для советской стороны вопрос о вооружениях оставался, однако, главным, «кардинальным пунктом», и эти переговоры она рассматривала как «пробный камень» серьезности немецких намерений.
Когда же выяснилось, что
а) немецкая сторона не в состоянии оказать существенную помощь вооружением и
б) райхсвер слабо вооружен, Лебедев, а затем и Розенгольц ушли от обязывающих советскую сторону заявлений о совместных операциях против Польши. 28 февраля, покидая Москву, «комиссия немецкого профессора Геллера» считала, что этими переговорами положено начало оперативному сотрудничеству и что советская сторона готова к нему в случае уступок немцев в вопросе поставок вооружений{12} . 6 марта 1923 г. Чичерин в беседе с Ранцау высказал глубокое разочарование в том, что немцы полностью отказались от обещанных ими поставок вооружения. «Гора родила мышь» - так примерно выразился Чичерин.
На зондаж Ранцау по итогам переговоров относительно того, поможет ли Советская Россия Германии в ее борьбе против Франции, если Польша не предпримет против Германии никаких активных действий, Чичерин заверил, что Россия не будет договариваться с Францией за счет Германии{13} .
Последней надеждой в случае продолжения «пассивного сопротивления», как казалось, должно было стать возобновление советско-германских военных переговоров после письма Хассе Розенгольцу от 25 марта 1923 г., в котором он обещал РККА помощь военным снаряжением и вновь упоминал о предстоящей «освободительной войне». Примерно в том же убеждали германского посла в конце марта Чичерин и В апреле - Радек. К середине апреля 1923 г. германское правительство Куно уже практически не контролировало положение. В этой ситуации Зект в своем меморандуме от 16 апреля, адресованном политическому руководству Германии, вновь настаивал на подготовке Германии к оборонительной войне{14} .
27 - 30 апреля 1923: «комиссия профессора Геллера» вторично прибыла в Москву. В ее составе были шесть человек, во главе - начальник управления вооружения сухопутных сил подполковник В. Менцель. Вновь все были под вымышленными именами: купец Ф. Тайхман (майор Чунке), тригонометр В. Пробст (майор В. Ф. фон Плото) и три промышленника: X. Штольценберг (химическая фабрика «Штольценберг»), директор Г. Тиле («Райн-металл») и директор П. Шмерзе («Гутехоффнунгсхютте»){15} . С советской стороны в переговорах участвовали Склянский, Розенгольц, члены ВСНХ М. С. Михайлов-Иванов и И. С. Смирнов, Лебедев, Шапошников, командир Смоленской дивизии В. К. Путна. {16}
Переговоры сначала, однако, шли туго и сдвинулись с места лишь после того, как Менцель на бумаге зафиксировал обещание предоставить 35 млн. марок в качестве финансового вклада Германии в налаживание производства вооружений в России. После этого немецким военным экспертам была предоставлена возможность в течение трех недель провести осмотр советских военных заводов: пороховой завод в Шлиссельбурге, оружейные заводы в Петрограде (путиловские заводы), Туле и Брянске. К удивлению экспертов, они находились в хорошем состоянии, но нуждались в финансовой поддержке и заказах. Германский список заказов составлял в основном ручные гранаты, пушки и боеприпасы. Розенгольц добивался его расширения заказами на авиамоторы, противогазы и отравляющие газы.
На переговорах был поднят вопрос о немедленной поставке обещанных Зектом весной 1922 г. 100 тыс. винтовок, однако для немецкой стороны осуществление такой сделки в силу ограничений Версальского договора оказалось невозможным; от закупок в третьих странах на российские драгоценности стороны отказались из-за большого политического риска. Советская сторона заявила о намерении сделать в Германии заказы на снаряжение на сумму в 35 млн. золотых рублей и высказала пожелание о посылке в СССР офицеров германского генштаба для обучения комсостава РККА. Однако, очевидно, после снижения напряженности в отношениях с Францией немецкая сторона отклонила эти советские пожелания{17} .
В конечном счете в ходе апрельских переговоров и после осмотра соответствующих предприятий были подготовлены два договора, и 14 мая 1923 г. в Москве состоялось подписание одного из них - договора о строительстве химзавода по производству отравляющих веществ (акционерное общество «Берсоль»). Был подготовлен также текст второго договора о реконструкции в СССР военных заводов и поставках артиллерийских снарядов райхсверу.
Параллельно данным переговорам по рекомендации Зекта в Москве с целью зондирования возможности создания предприятия по производству вооружения находился глава фирмы «Венкхаус и Ко» Браун. Интересно, что руководимый Брауном банк был немецким учредителем «Русстранзита» (Русско-германское транзитно-торговое общество, немецкое название - «Дерутра»), образованного 10 апреля 1922 г. Это общество, по мнению немецкого исследователя Р. Д. Мюллера, было призвано выполнять важные стратегические задачи. В мае - июне 1922 г. начальник морских перевозок германского флота капитан 1-го ранга В. Ломан в развитие договоренностей с РВС (Троцкий) о возврате германских кораблей, конфискованных в ходе первой мировой войны, зондировал в Москве возможность строительства подводных лодок на советских верфях. Дело в том, что Склянский сообщил послу Брокдорфу-Ранцау, что верфи на территории СССР могут строить подлодки и без иностранной помощи, но нужна финансовая поддержка{18} .
Однако из-за дезорганизации финансов Германии и трудного положения внутри страны ратификация германским правительством достигнутых в Москве договоров затягивалась. Поэтому в середине июня Чичерин указал германскому послу на эту задержку и заявил, что военные переговоры имеют «решающее значение для развития в будущем отношений России и Германии»{19} . Тогда Брокдорф-Ранцау выступил инициатором приглашения в Германию советской делегации. Он даже выезжал для этого в Берлин и убедил в этом канцлера Куно.
«Именно Ранцау, - сообщил заместитель наркома иностранных дел М. М. Литвинов полпреду Крестинскому 4 июля 1923г., - обратился к нам с предложением о посылке уполномоченных в Берлин. Он передал даже т. Чичерину личное письмо Куно с тем же предложением»{20} .
Убеждая Куно в необходимости проведения переговоров в Берлине, Ранцау, правда, руководствовался следующими соображениями. Он считал, что для продолжения переговоров советская делегация должна приехать в Берлин, поскольку в случае поездки немецкой «комиссии» в Москву в третий раз подряд (на чем настаивали немецкие военные), это чисто внешне ставило германскую сторону в положение просителя. Затяжку в Берлине с подтверждением достигнутых в Москве договоренностей он предложил использовать в качестве средства давления на советскую сторону.
В середине июля 1923 г. Брокдорф-Ранцау приехал в Берлин, чтобы согласовать с Зектом линию поведения для переговоров с Розенгольцом. К этому времени Куно принял решение придерживаться твердой линии в рурском конфликте. Поскольку затягивать с подтверждением московских договоренностей было нельзя, по предложению Ранцау на совещании перед переговорами с Розенгольцом было решено пообещать увеличение финансовой помощи России до 60, а затем и до 200 млн. марок золотом{21} . Немецкая сторона пыталась все же поставить подписание ею договоров в зависимость от политических уступок Москвы.
Она добивалась:
1) германской монополии в производстве вооружений в России, имея в виду запрещение всякого допуска третьих стран к восстанавливавшимся с германской помощью советским военным заводам (особенно авиационным);
2) заявления Москвы о помощи в случае осложнения с Польшей.
С 23 по 30 июля 1923г. Розенгольц (под псевдонимом Рашин) находился в Берлине. В переговорах участвовали Крестинский, сотрудники полпредства И. С. Якубович и А. М. Устинов. В беседе 30 июля 1923 г. канцлер Германии Куно подтвердил намерение о выделении 35 млн. марок, но всякую дальнейшую помощь обусловил выполнением СССР обоих условий. Условие о немецкой монополии Розенгольц принял к сведению, а в отношении одностороннего обязывающего заявления о поддержке Германии в действиях против Польши привел довод Склянского, необходимости сначала получить достаточное количество вооружений. Розенгольц указал, что приоритетное значение имеет наличие у обеих сторон сильных ВВС и подводного флота. Поэтому пока, мол, не следует спешить. Он предложил продолжить военно-политические переговоры в Москве. Там были недовольны итогами берлинских переговоров Розенгольца.
Радек по этому поводу в свойственной ему циничной и бесцеремонной манере заявил германскому послу в сентябре 1923 г:
«Вы же не можете думать, что мы за те паршивые миллионы, которые вы нам даете, в одностороннем порядке свяжем себя политически, а что касается монополии, на которую вы претендуете для германской промышленности, то мы совершенно далеки от того, чтобы согласиться с этим; наоборот, мы берем все, что нам может пригодиться в военном отношении, и везде, где мы можем это найти. Так, во Франции мы купили самолеты, и из Англии нам тоже будут делаться (военные. - С. Г.) поставки»{22} .
В итоге переговоров были парафированы два подготовленных ранее договора о производстве в СССР (Златоуст, Тула, Петроград) боеприпасов и военного снаряжения и поставках военных материалов райхсверу, а также о строительстве химзавода. Руководство райхсвера заявило о готовности создания золотого фонда в 2 млн. марок для выполнения своих финансовых обязательств{23} . Крестинский сообщил Чичерину, что результаты «остаются в пределах тех двух договоров, которые были подготовлены в Москве»{24} . С учетом результатов этой серии германо-советских переговоров руководители райхсвера были готовы продолжать сопротивление в Рурской области при сохранении внутреннего порядка в стране и заодно добиваться экономической помощи Англии.
Однако Куно под влиянием обострявшейся внутренней ситуации, вызванной проводимой им политикой «пассивного сопротивления» и угрозой всеобщей забастовки, подал в отставку. 13 августа 1923г. Г. Штреземан сформировал правительство большой коалиции с участием СДПГ и взял курс на изменение внешней политики - отказ от односторонней «восточной ориентации» и поиск модуса вивенди с Францией.
15 сентября 1923 г. президент Эберт и канцлер Штреземан однозначно заявили Брокдорфу-Ранцау, что они против продолжения переговоров представителей райхсвера в Москве, потребовав ограничить помощь в поставках советской оборонной промышленности и постараться направить ее на сугубо экономические рельсы. Тем не менее, несмотря на «бодрые» доклады Брокдорфа-Ранцау в октябре 1923 г., что ему это, мол, уже удалось, сделать сие было не так-то просто, если не сказать, невозможно. Не случайно сам Ранцау рассматривал как успех уже одно только то, что ему удалось добиться отмены переписки между военным министерством Германии и ГЕФУ, поначалу осуществлявшейся через советских дипкурьеров и НКИД, и вести ее в дальнейшем через германское посольство в Москве{25} .
После франко-бельгийской оккупации Рура и фактического захвата Мемеля Литвой, а также ввиду слабости Германии руководители СССР опасались, что Франция могла бы захватить Германию и вплотную приблизиться к советским границам. Тогда, считали в Москве, налицо была бы угроза нового похода Антанты на Восток. Поэтому, когда кабинет Штреземана провозгласил отказ от политики предыдущего кабинета, в Москве стали тоже искать другой путь, а именно - стимулирования революции в Германии.
Председатель Исполкома Коминтерна (ИККИ) Зиновьев в конце июля - начале августа 1923 г. просто-таки сломил Сталина и Каменева, навязав им в своих письмах из Кисловодска, - где он с группой других членов ЦК РКП(б) (Троцкий, Бухарин, Ворошилов, Фрунзе и др.) пребывал в отпуске, - свои представления о происходивших в Германии событиях.
«В Герм. надвигаются исторические события и решения».
«Кризис в Германии назревает очень быстро. Начинается новая глава (германской ) революции. Перед нами это скоро поставит грандиозные задачи, НЭП войдет в новую перспективу. Пока же, минимум, что надо - это поставить вопрос
1) о снабжении нем. коммунистов оружием в большом числе;
2) о постепенной мобилизации чел. 50 наших лучших боевиков для постепенной отправки их в Германию. Близко время громадных событий в Герм. »{26} .
Сталин, основываясь на докладах Радека, исколесившего в мае 1923 г. пол-Германии{27} , был куда реалистичнее.
«<...> Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без с. д., созрели ли они уже для этого, - в этом, по-моему, вопрос. <...> Если сейчас в Германии власть, так сказать, упадет, а коммунисты ее подхватят, они провалятся с треском. Это «в лучшем» случае. А в худшем случае - их разобьют вдребезги и отбросят назад. <-. . > По-моему, немцев надо удерживать, а не поощрять»{28} .
Тогда же в августе 1923 г. в Москву приехала делегация КПГ для переговоров с Исполкомом Коминтерна и лидерами РКП (б).
И хотя уже тогда в «ядре» ЦК РКП(б) наметился раскол, Сталин в конце концов согласился с предложением Зиновьева. Было решено помочь, и из советского бюджета было выделено 300 млн. золотых рублей{29} . Ленин тогда уже был неизлечимо болен и находился в Горках. «Ильича нет», - констатировал в письме Сталину от 10 августа 1923 г. Зиновьев{30} . Похоже, умиравшему вождю хотели сделать «подарок».
В августе-сентябре 1923 г. в Берлин была направлена «группа товарищей» с большим опытом революционной работы. Под чужими именами в Германии оказались Радек, Тухачевский, Уншлихт, Вацетис, Гиршфельд, Менжинский, Трилиссер, Ягода, Скоблевский (Розе), Стасова, Рейснер, Пятаков. Скоблевский стал организатором «немецкой Ч К» и «немецкой Красной Армии», вместе с Гиршфельдом разработал план проведения серии восстаний в промышленных центрах Германии{31} . Направленные в Германию выпускники и слушатели старшего курса Военной Академии РККА закладывали базы с оружием и действовали инструкторами в формировавшихся боевых дружинах КПГ{32} . И. С. Уншлихт, заместитель Ф. Э. Дзержинского в ОГПУ, в письме № 004 от 2 сентября 1923 г. сообщал Дзержинскому, что события развиваются стремительно и «все (германские. - С. Г.) товарищи говорят о близком моменте захвата власти». Сознавая близость момента «они, однако, плыли с течением», не проявляя воли и решимости.
В этой связи Уншлихт писал:
«Помощь нужна, но в форме весьма осторожной, из людей <...> умеющих подчиняться». Он просил «на три недели несколько наших, знающих немецкий <...>, в частности пригодится Залин».
20 сентября 1923 г. он вновь настаивал на посылке в Берлин «Залина и других», поскольку «вопрос очень срочный».
«Обстановка все более обостряется, - сообщал Уншлихт. <...> Катастрофическое падение марки, неслыханный рост цен на предметы первой необходимости создают положение, из которого один только выход. К тому все клонится. Надо помочь товарищам и предотвратить те промахи и ошибки, которые нами в свое время были допущены»{33} .
Председатель РВС СССР Троцкий бы введен в состав русской секции ИККИ; по его приказу территориальные части Красной Армии, прежде всего конные корпуса, начали выдвигаться к западным границам СССР, для того чтобы по первому приказу двинуться на помощь германскому пролетариату и начать поход на Западную Европу. Заключительный этап был приурочен к выступлению в Берлине 7 ноября 1923 г., в день 6-й годовщины Октябрьского переворота в России{34} .
10 и 16 октября 1923 г. в двух землях Саксонии и Тюрингии к власти конституционным путем пришли левые коалиционные правительства (СДПГ и КПГ).
В письме Сталина к одному из руководителей КПГ А. Тальгенмеру, опубликованном 10 октября 1923 г. в газете КПГ «Роте Фане», говорилось:
«Приближающаяся германская революция является одним из самых важных событий наших дней <...>. Победа немецкого пролетариата, несомненно, перенесет центр мировой революции из Москвы в Берлин»{35} .
Однако в решающий момент Председатель ИККИ Зиновьев проявил колебания и нерешительность, из Москвы в Германию направлялись взаимоисключающие директивы и указания{36} . Посланные по приказу президента Эберта части райхсвера 21 октября вступили в Саксонию и 2 ноября - в Тюрингию. Указом Эберта от 29 октября социалистическое правительство Саксонии было распущено. Такая же участь постигла и рабочее правительство Тюрингии. Временно там была установлена власть военной администрации. Начавшееся 22 октября 1923 г. под руководством КПГ в Гамбурге вооруженное восстание к 25 октября было подавлено. «Октябрьская революция» в Германии не состоялась{37} . Скоблевский в начале 1924 г. был арестован в Германии полицией.
9 ноября 1923 г. в Мюнхене был организован пресловутый «пивной путч» А. Гитлера. Это была первая попытка нацистов и реакционных генералов (Э. Людендорф) прийти к власти путем государственного переворота. Однако тогда Ваймарская республика сумела выстоять. В тот же день исполнительная власть в Германии была передана Зекту. Казалось, что именно ему было суждено стать следующим канцлером Германии. В немецких архивах сохранился проект его правительственного заявления, в котором линия на взаимоотношения с Москвой была сформулирована так:
«Развитие экономических и политических (военных) отношений с Россией»{38} .
Однако не Зект, а В. Маркс сменяя Штреземана на посту канцлера Ваймарской Республики.
В декабре 1923 г. в Германии Рут Фишер опубликовала документы, продемострировавшие масштабы «помощи» Москвы в организации «Германского Октября». Немцы потребовали тогда выдворения военного агента полпредства СССР в Берлине М. Петрова, организовавшего на советские деньги - якобы для Красной Армии - закупку оружия для КПГ{39} . «Дело Петрова» и затем «дело Скоблевского», процесс над которым состоялся в Ляйпциге весной 1925 г. (знаменитое «дело ЧК»{40} ), явились ответом на попытку взорвать Германию с помощью революции. Германское правительство использовало их как дополнительный, но эффектный повод для изменения своей политики в сторону постепенного отхода от односторонней «восточной ориентации» и осторожного балансирования между Западом и Востоком с использованием СССР как опоры в отношениях с Антантой. В Берлине учитывали, что слишком сильное похолодание в отношениях с СССР было бы на руку Антанте. Таким образом, и в дальнейшем «восточная ориентация» оставалась актуальным направлением, тем более что не только у Брокдорфа-Ранцау и Зекта, но и в правительственных кругах и в буржуазных партиях Германии негативный настрой к повороту на Запад был очень силен.
